Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры при храме Воскресения Христова
г. Сергиев Посад Московской области Русской Православной Церкви (Московский Патриархат)
13 сентября Церковь празднует память двух священномучеников, убиенных безбожной властью в начале ХХ столетия, и имевших непосредственное отношение к нашему храму, пресвитера Мирона Ржепика и диакона Николая Аристова.
В этот день на Воскресенском подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры по окончании Божественной литургии был отслужен молебен перед иконой святых Новомученников.
В своей проповеди по окончании молебного пения иерей Алексей Петрук рассказал о жизни празднуемых святых и попросил молитв о том, чтобы силами и чаяниями прихожан. духовенства и добрых людей нашей общине удалось восстановить тот исторический облик нашего Подворья, в котором несли своё послушание вышеупомянутые святые священномученники.
Священномученик Мирон (Ржепик), пресвитер.
Священномученик Мирон (Мирон Иванович Ржепик) родился 21 апреля 1885 года в деревне Кучкаровец (Кучеровка, Кучкаровка) Луцкого уезда Волынской губернии в чешской католической семье Иоанна и Марии Ржепиков. Был крещен по католическому обряду с именем Мирослав. В 1887 году вся семья Ржепиков была присоединена к Православию в городе Луцке, а Мирослава нарекли именем в честь священномученика Мирона Кизического.
До 1900 года учился в Клеванском духовном училище, в 1906 году окончил Волынскую духовную семинарию со званием действительного студента и поступил в Московскую духовную академию. В 1910 году окончил Московскую духовную академию со званием кандидата богословия. С 7 сентября 1910 года преподавал в Таврической духовной семинарии. Вступил в брак с Елизаветой Петровной. 7 октября 1912 года был рукоположен во священника и определен законоучителем в учительскую семинарию города Лубны. 2 сентября 1915 года переведен в город Кашин преподавателем Священного Писания и временно исполняющим обязанности инспектора Кашинской духовной семинарии.
В апреле 1926 года переехал в город Сергиев (ныне Сергиев Посад) и был назначен настоятелем Пятницкого храма, на место умершего настоятеля протоиерея Евгения Александровича Воронцова, где вскоре был возведен в сан протоиерея.
После закрытия в 1928 году Пятницкого храма служил в храме святых апостолов Петра и Павла (Воскресенский) до ареста в апереле 1931 года.
5 апреля 1931 года был арестован в Загорске по обвинению в «антисоветской агитации и принадлежности к контрреволюционной организации». Проходил по групповому делу «Дело Инюшина И.И. и др. Москва. 1931 г.».
15 мая 1931 года отцу Мирону было предъявлено обвинение в том, что «он состоял членом Загорского филиала контрреволюционной организации «Истинные христиане», участвовал в нелегальных собраниях в алтаре церкви и занимался монархической антисоветской агитацией…».
На допросе отец Мирон, отвечая на вопросы следователя, сказал: «Виновным в предъявленном мне обвинении… себя не признаю и поясняю, что в контрреволюционной организации я не состоял и не состою, антисоветской агитацией не занимался…».
20 мая 1931 года тройкой при ПП ОГПУ по Московской области по статьям 58-10 и 58-11 УК РСФСР был приговорен к 10 годам исправительно-трудовых работ в Сиблаге. Шесть лет заключения, во время которых отцу Мирону пришлось работать и на лесоповале, и чертежником, и делопроизводителем, были непомерно тяжелыми и в духовном и в физическом смысле.
С 12 марта 1934 года наказание отбывал в Чистюньском ОЛП Сиблага (село Топчиха) и жил в бараке с архиепископом Ювеналием (Масловским), и десятком других священнослужителей. 2 августа 1937 года у всех заключенных священнослужителей был произведен обыск. У протоиерея Мирона были изъяты: «антиминс с платком, Евангелие, молитвенник, служебник, деревянный крест, вечный календарь» (пасхалия).
Начиная с 9 августа сотрудники секретного отдела НКВД стали вызывать на допросы старост бараков. Один из них показал: «Как правило, после 11 часов заключенный должен ложиться спать и не нарушать покой других. Эта поповская группа, несмотря на мои предупреждения… прекратить пение или беседы… не подчинялась распоряжениям. Своей разлагательской работой эта группа противодействовала культурно-воспитательной части лагпункта. Менее устойчивые лагерники поддавались влиянию этих попов, что сильно затрудняло проведение мероприятий культурно-воспитательного характера. В марте… при проведении стахановского месячника по подготовке к весенней посевной кампании между бригадами было объявлено соревнование за высокие производственные показатели по подготовке к севу. Все бригады за исключением той, в которой были попы, включились в соревнование, а эта бригада в соревновании участвовать не стала. В ночь под Пасху Масловский с Ржепиком, Кирсановым, Савченко и Лебедевым проводили Пасхальную заутреню. Я им предлагал разойтись, дать покой заключенным, но они не разошлись, продолжали богослужение до 5 часов утра, с ними были и другие заключенные…»
Другой староста барака показал: «На центральной усадьбе Чистюньского лагпункта отбывают наказание несколько заключенных-попов… Масловский, Трусевич, Ржепик, Лебедев, Сальков и другие… Этих попов в бараке объединил вокруг себя заключенный Масловский… епископ. Эта поповская группа на протяжении мая месяца вечерами устраивала в бараке богослужение, несмотря ни на какие предупреждения с моей стороны и со стороны лагерников… Контрреволюционная поповская группа также противодействовала работе культурно-воспитательной части лагпункта. Я помню, когда 2 мая предложили заключенным первого барака (где были и часть попов) посмотреть кинокартину, заключенный Масловский сказал: «Пусть идут они, — и указал на заключенных, — мы не пойдем». Глядя на попов, из этой половины барака никто из заключенных смотреть картину не пришел, а там в то время было 260 человек, среди них было много и бытовиков. После меня в барак приходил воспитатель… и комендант… — звали заключенных на картину, но, несмотря на это, картину смотреть никто из заключенных этой половины не приходил…»
Лагерный нарядчик показал, что отец Мирон «в 1936 году на Пасху собрал всех попов в производственную часть и устроил молебствие. После молебствия устроили угощение между собой, а также вовлекли в это и других заключенных».
Против отбывавших заключение «бывших служителей культа Салькова, Барановича, Востокова, Жигалова, Карпенко, Симонова, Васильчишина, Ржепика, Трусевича, Никольского и Кирсанова», которым была предъявлено обвинение в том, что они «сгруппировавшись организованно вели среди заключенных лагеря контрреволюционную агитацию, прикрывая эту работу исполнением религиозных обрядов… Произведенным по деле расследованием установлено, что в Чистюньском ОЛП среди заключенных организовалась поповская группа во главе с бывшим епископом [Ювеналием] Масловским… Означенная к/р группа попов, под флагом исполнения религиозных обрядов: проводила среди заключенных контрреволюционную работу, дискредитировала советскую власть. Распространяла провокационные слухи о войне и близости свержения советской власти. Саботировала работу в лагере и призывала к этому лагерников, одновременно занималась обработкой их в контрреволюционном духе… [названные лица] обвиняются в том, что отбывая заключение при Чистюньском лагпункте, создали группу, возглавляемую бывшим епископом Масловским, которая проводила среди лагерников контрреволюционную работу… т.е. преступлении предусмотренном ст.58-10 УК РСФСР».
18 августа 1937 года отцу Мирону было предъявлено обвинение в том, что он «вел контрреволюционную агитацию, занимался использованием религиозных предрассудков среди заключенных лагеря и вольного населения, устраивал среди лагерников молебствие, чтение религиозной литературы…». На всех допросах он держался стойко, с достоинством, никого не выдал, вину свою отрицал, хотя и признал, что служил Богу и в лагере.
7 сентября 1937 года тройкой при НКВД СССР по Западно-Сибирскому краю был приговорен к расстрелу.
Расстрелян 13 сентября 1937 года вместе с другими священниками и погребен в общей безвестной могиле.
12 декабря 1958 года был реабилитирован по делу 1931 года, 9 августа 1989 года прокурором Кемеровской области был реабилитирован по делу 1937 года.
Священномученик Николай (Аристов), диакон.
Священномученик Николай родился в 1872 году в селе Страхово Климовской волости Каширского уезда Тульской губернии в дворянской семье. Его отец, Степан Аристов, был владельцем имения при селе Страхово, а при селе Овечкино имел более пятисот десятин земли. Николай получил образование в гимназии и в течение двух лет, в 1895–1896 годах, был управляющим имения у помещика Алябьева в Тульском уезде. Более всего его влекла тогда художественная фотография, получившая в это время большое распространение и добившаяся значительных успехов как по качеству, так и по художественности исполнения, и Николай поступил учеником фотографа в фотографическую мастерскую в Сергиевом Посаде. В 1900 году он завел свою фотомастерскую в городе Александрове.
У Николая Степановича и его супруги Лидии было две дочери, при рождении третьего ребенка супруга при родах скончалась, а через полгода умер младенец, и впоследствии Николай Степанович жил вдовцом, сам воспитывая дочерей. Будучи благочестивым церковным человеком, он и дочерей воспитал в благочестии и любви к Церкви. И воистину, кого Господь любит, того наказывает: одна из дочерей заболела менингитом и, хотя она выжила, последствия этой болезни остались у нее до конца жизни.
В 1917 году Николай Степанович переехал с дочерями в Сергиев Посад и открыл здесь фотомастерскую, но отказался от нее в 1929 году, когда окончательно определились масштабы экономического разрушения страны, уничтожения любой человеческой инициативы и разграбления народа большевиками. Кроме того, остаток своей жизни Николай Степанович желал целиком посвятить служению Церкви. И Господь принял его намерение и уготовал ему мученический прекрасный венец.
В июле 1930 года Николай Степанович был рукоположен во диакона к церкви святых апостолов Петра и Павла (Воскресения Словущего) в Сергиевом Посаде, переименованном к тому времени в Загорск, и 5 апреля следующего года был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве.
Отвечая на вопросы следователя, диакон Николай сказал: «Против власти ничего не говорил и считаю, что за советскую власть, как за государство, в котором мы живем и от которого зависим, мы должны молиться, чтобы улучшить положение Церкви и предотвратить гонение на Церковь, то есть добиться, чтобы советская власть не устраивала гонение на религию, которое мы в настоящее время отчасти и чувствуем, – в частности, я считаю, что арестован за то, что отдал себя на служение Богу».
Диакона Николая обвинили в том, что он состоял членом загорского филиала контрреволюционной организации и занимался антисоветской монархической агитацией. Власти подразумевали под этим поминание в храме за упокой Российских императоров, когда диакону Николаю приходилось читать вслух их имена по поданным запискам. Этого для сотрудников ОГПУ оказалось достаточно, чтобы вынести суровое решение.
6 июня 1931 года Коллегия ОГПУ приговорила диакона Николая Аристова к расстрелу; он был расстрелян 10 июня 1931 года и погребен в общей безвестной могиле на Ваганьковском кладбище в Москве.
После того, как отца Николая расстреляли, дочерям вынесли из тюрьмы оставшиеся от него вещи и записку, в которой он просил младшую дочь Надежду не оставлять своим попечением больную сестру. Надежде было тогда двадцать три года, и она работала в школе учительницей. Сразу же после расстрела отца ее вызвал директор школы и сказал: «Вас видели в храме, – или церковь, или школа». Без малейших колебаний Надежда выбрала Церковь, тут же написала заявление об увольнении и устроилась на другую работу. Вскоре после мученической кончины отца сестры приютили в своем доме семью арестованного священника, протоиерея Владимира Медведюка. Молитвами отца – мученика, Надежда безмятежно и благочестиво прожила жизнь, ухаживая за сестрой.
